Автор неизвестен - Повесть о Горе и Злочастии, как Горе Злочастие довело молодца во иноческий чин

Изволением господа бога и спаса нашего

Иисуса Христа вседержителя,

от начала века человеческаго.

А в начале века сего тленнаго

сотворил небо и землю,

сотворил бог Адама и Евву,

повелел им жити во святом раю,

дал им заповедь божественну:

не повелел вкушати плода винограднаго

от едемскаго[1] древа великаго.

Человеческое сердце несмысленно и неуимчиво:

прелстился Адам со Еввою,

позабыли заповедь божию,

вкусили плода винограднаго

от дивнаго древа великаго;

и за преступление великое

господь бог на них разгневался,

и изгнал бог Адама со Еввою

из святаго раю из едемского,

и вселил он их на землю, на нискую,

благословил их раститися, плодитися

и от своих трудов велел им сытым быть,

от земных плодов.

Учинил бог заповедь законную:

велел он браком и женитбам быть

для рождения человеческаго и для любимых детей.

Ино зло племя человеческо:

вначале пошло непокорливо,

ко отцову учению зазорчиво,

к своей матери непокорливо

и к советному другу обманчиво.

А се роди пошли слабы, добр [е] убожливи,

а на безумие обратилися

и учели жить в суете и в [не] правде,

в ечерине[2] великое,

а прямое смирение отринули.

И за то на них господь бог разгневался,

положил их в напасти великия,

попустил на них скорби великия,

и срамныя позоры немерныя,

безживотие[3] злое, сопостатныя находы,

злую, немерную наготу и босоту,

и безконечную нищету, и недостатки последние,

все смиряючи нас, наказуя

и приводя нас на спасенный путь.

Тако рождение человеческое от отца и от матери.

Будет молодец уже в разуме, в беззлобии"

и возлюбили его отец и мать,

учить его учали, наказывать,

на добрыя дела наставлять:

"Милое ты наше чадо,

послушай учения родителскаго"

ты послушай пословицы[4]

добрыя, и хитрыя, и мудрыя, -

не будет тебе нужды великия,

ты не будешь в бедности великой.

Не ходи, чадо, в пиры и в братчины[5],

не садися ты на место болшее,

не пей, чадо, двух чар за едину!

еще, чадо, не давай очам воли,

не прелщайся, чадо, на добрых красных жен,

отеческия дочери.

Не ложися, чадо, в место заточное[6],

не бойся мудра, бойся глупа,

чтобы глупыя на тя не подумали,

да не сняли бы с тебя драгих порт[7],

не доспели бы тебе позорства и стыда великаго

и племяни укору и поносу[8] безделнаго!

не ходи, чадо, х костарем[9] и корчемникам,

не знайся, чадо, с головами кабацкими,

не дружися, чадо, с глупыми, не мудрыми,

не думай украсти-ограбити,

и обмануть-солгать и неправду учинить.

Не прелщайся, чадо, на злато и сребро,

не збирай богатства неправаго,

не буди послух[10] лжесвидетелству,

а зла не думай на отца и матерь

и на всякого человека,

да и тебе покрыет бог от всякого зла.

Не бесчествуй, чадо, богата и убога,

и имей всех равно по единому.

А знайся, чадо, с мудрыми,

и [с] разумными водися,

и з други надежными дружися,

которыя бы тебя злу не доставили".

Молодец был в то время се мал и глуп,

не в полном разуме и несовершен разумом:

своему отцу стыдно покоритися

и матери поклонитися,

а хотел жити, как ему любо.

Наживал молодец пятьдесят рублев,

залез[11] он себе пятьдесят другов.

Честь его яко река текла;

друговя к молотцу прибивалися,

[в] род-племя причиталися.

Еще у молотца был мил надежен друг -

назвался молодцу названой брат,

прелстил его речами прелесными[12],

зазвал его на кабацкой двор,

завел ево в ызбу кабацкую,

поднес ему чару зелена вина

и крушку поднес пива пьянова;

сам говорит таково слово:

"Испей ты, братец мой названой,

в радость себе, и в веселие, и во здравие!

Испей чару зелена вина,

запей ты чашею меду сладково!

Хошь и упьешься, братец, допьяна,

ино где пил, тут и спать ложися.

Надейся на меня, брата названова, -

я сяду стеречь и досматривать!

В головах у тебя, мила друга,

я поставлю крушку ишему[13] сладково,

вскрай поставлю зелено вино,

близ тебя поставлю пиво пьяное,

зберегу я, мил друг, тебя накрепко,

сведу я тебя ко отцу твоему и матери!"

В те поры молодец понадеяся

на своего брата названого, -

не хотелося ему друга ослушатца;

принимался он за питья за пьяныя

и испивал чару зелена вина,

запивал он чашею меду слатково,

и пил он, молодец, пиво пьяное,

упился он без памяти

и где пил, тут и спать ложился:

понадеялся он на брата названого.

Как будет день уже до вечера,

а солнце на западе,

от сна молодец пробуждаетца,

в те поры молодец озирается,

а что сняты с него драгие порты,

чары[14] и чулочки — все поснимано:

рубашка и портки — все слуплено,

и вся собина[15] у его ограблена,

а кирпичек положен под буйну его голову,

он накинут гункою[16] кабацкою,

в ногах у него лежат лапотки-отопочки[17]

в головах мила друга и близко нет.

И вставал молодец на белы ноги,

учал молодец наряжатися:

обувал он лапотки,

надевал он гунку кабацкую,

покрывал он свое тело белое,

умывал он лице свое белое;

стоя молодец закручинился,

сам говорит таково слово:

"Житие мне бог дал великое, -

ясти, кушати стало нечево!

Как не стало денги, ни полу-денги, -

так не стало ни друга не полдруга:

род и племя отчитаются[18]

все друзи прочь отпираются".

Стало срамно молотцу появитися

к своему отцу и матери,

и к своему роду и племяни,

и к своим прежним милым другом.

Пошел он на чюжу страну, далну, незнаему,

нашел двор, что град стоит:

изба на дворе, что высок терем,

а в ызбе идет велик пир почестен

гости пьют, ядят, потешаются.

Пришел молодец на честен пир,

крестил он лице свое белое,

поклонился чюдным образом,

бил челом он добрым людем

на все четыре стороны.

А что видят молотца люди добрые,

что горазд он креститися:

ведет он все по писанному учению, -

емлють его люди добрыя под руки,

посадили ево за дубовой стол,

не в болшее место, не в меншее, -

садят ево в место среднее,

где седят дети гостиные.

Как будет пир на веселие,

и все на пиру гости пьяны-веселы,

и седя, все поxваляютца.

Молодец на пиру невесел седит,

кручиноват, скорбен, нерадостен:

а не пьет, ни ест он, ни тешитца -

и нечем на пиру не хвалитца.

Говорят молотцу люди добрыя:

"Что еси ты, доброй молодец?

зачем ты на пиру невесел седишь,

кручиноват, скорбен, нерадостен?

Ни пьешь ты, ни тешышься,

да ничем ты на пиру не xвалишся.

Чара ли зелена вина до тебя не дохаживала?

или место тебе не по отчине твоеи?

или милые дети тебя изобидили?

или глупыя люди немудрыя

чем тебе молотцу насмеялися?

или дети наши к тебе неласковы?"

Говорит им, седя, доброй молодец:

"Государи вы, люди добрыя,

скажу я вам про свою нужду великую,

про свое ослушание родителское

и про питье кабацкое,

про чашу медвяную,

про лестное питие пьяное.

Яз как принялся за питье за пьяное,

ослушался яз отца своего и матери, -

благословение мне от них миновалося,

господь бог на меня разгневался

и на мою бедность великия,

многия скорби, неисцелныя,

и печали неутешныя,

скудость, и недостатки, и нищета последняя.

Укротила скудость мой речистой язык,

изсушила печаль мое лице и белое тело, -

ради того мое сердце невесело,

а белое лице унынливо,

и ясныя очи замутилися, -

все имение и взоры у мене изменилися,

отечество[19] мое потерялося,

храбрость молодецкая от мене миновалася.

Государи вы, люди добрыя,

скажите и научите, как мне жить

на чюжей стороне, в чюжих людех

и как залести мне милых другов?"

Говорят молотцу люди добрыя:

"Доброй еси ты и разумный молодец,

не буди ты спесив на чюжей стороне,

покорися ты другу и недругу,

поклонися стару и молоду,

а чюжих ты дел не обявливай,

а что слышышь или видишь, не сказывай,

не лсти ты межь други и недруги,

не имей ты упатки вилавыя[20]

не вейся змиею лукавою,

смирение ко всем имей!

И ты с кротостию держися истинны с правдою, -

то тебе будет честь и хваля великая:

первое тебе люди отведают

и учнуть тя чтить и жаловать